In spase no one can hear your scream..... To know the truth, you must risk everything! "Приятно было познакомиться. Пойду покончу с собой!" (с)
-------------------
Рыскин ждал.
Нервно сжимая толстую стопку смятой бумаги, обеими руками прижимая её к животу. Словно думал, что желудок вместо отчаянно бьющегося сердца напитает его уверенностью в результате его ожиданий.
Дверь вдруг открылась и из перламутровой тишины кабинета выплыла тощая девица с невозможной прической, - белесые тонкие волосы невообразимым образом уложены в подобие вавилонской башни. Девица была сильно накрашена и благоухала какими-то восточными ароматами. Рыскин узнал в ней секретаршу.
На пухлых губах девицы играла гримаса, очевидно ошибочно считаемая ей за улыбку. Секретарша повернулась, узрела Рыскина и улыбка стала еще более неадекватной, теперь она совершенно походила на оскал затравленного зверя.
- Как, опять вы?! - вопросила она, нервным движением прижав бледные руки к груди. - Я же уже сто раз сказала вам, чтобы не ходили! Это бесполезно. Слышите вы, бес-по-лез-но!
Девица произнесла последнее слово фразы, как заправский учитель русского языка - раздельно, с ужасающим ударением на каждом слоге.
- Но я думал...
- Это не важно, что вы там себе думали! - отрезала девица, сильно тряхнув головой, отчего вавилон на голове её опасно накренился, создавая опасное сходство с архитектурной реликвией Рима. Рыскин даже испугался, что укладка белых волос на голове её не выдержит, рассыплется по плечам и спине и девица станет похожа на ведьму. - Это совершенно не важно, говорю вам! Виктор Петрович ясно дал понять, что вы ему не нужны. И ваши бумажки тоже. - Она брезгливо покосилась на затертую кожаную папку в руках Рыскина, из которой опасным образом высовывались исписанные и печатные листы бумаги. Они торчали, как хотели, и Рыскину стоило больших усилий удерживать их в хлипкой папке, чтобы совсем не разлезлись и не упали на пол.
- Но послушайте, э-э... извините, не знаю, как вас зовут... послушайте, вы ведь его секретарша, а? Да? Ну вот! Значит вы имеете на него влияние! - Рыскин заискивающе улыбнулся, бочком подскочив к девице, строя глазки ей и одновременно стараясь не дышать, настолько сильно шибали в нос её духи. - Ну вот, ну вот... вы ведь такая умница... ещё красавица даже... - Лепетал он, локтем руки нащупывая в кармане пиджака толстую плитку шоколада и лихорадочно соображая, как достать её и не уронить папку с рукописью. - Вы ведь поможете мне, а? да? я так и знал, я так и знал, вы такая хорошая, такая добрая, такая чуткая, вот смотрите, что у меня для вас тут есть...
Рыскин совершенно забылся, сосредоточившись на нелегком процессе извлекания шоколада из тугого кармана. Вдруг он с ужасом понял, что переборщил, не учел чего-то важного - шоколад нагрелся и потерял форму, а его неловкие попытки достать плитку вкуснятины из кармана только усугубили всё дело, липкий и горячий комок теперь совершенно никуда не годился. Рыскин похолодел. Он тонул.
Девица вдруг вскрикнула, отскочила от него в сторону, будто ужаленая разрядом тока. Скривившись, она посмотрела на злополучный карман, из которого теперь непрезентабельно высовывался кусок шоколада в надорванной обертке, потом посмотрела в лицо Рыскину и заголосила.
- Да что же это такое! что вы себе позволяете! кто я по-вашему такая! вы может думаете, на базар пришли, а?! вы, между прочим, в солидном учреждении! да я сейчас на вас охрану спущу!
Рыскин побледнел, понимая, что пропало дело. Знаками пытался он умаслить девицу, но та расходилась еще больше. По лицу её, густо намащенному тремя слоями штукатурки, пошли бледно розовые пятна, напоминавшие Рыскину то остров Мадагаскар, то неясные очертания "итальянского башмака", то географическую форму обеих Америк. В голове мелькали мысли, одна краше другой. То ему хотелось выскочить за дверь от греха подальше, то ли треснуть девицу по голове тяжелым пресс-папье со стола, то ли попытаться, пользуясь праведным гневом секретарши-цербера проскочить потихоньку в перламутровый кабинет, а там уж как бог вывезет.
Но события опередили его. Дубовая, высокая дверь медленно отворилась, выпуская темно-серый дорогой костюм.
В мгновение ока наступила тишина - девица наконец заткнулась, с совершенно спокойным лицом уставившись на открывающуюся дверь. По лицу её разлилось выражение злорадства и предвкушаемое удовольствие расправы над Рыскиным.
В костюме, сжимая в руке высокую пузатую чашку с кофе (аромат его быстро занял приемную), был сам Виктор Петрович. Он вальяжно выплыл из кабинета, имея на лице блаженную улыбку чиновника, не сильно обремененного работой.
- Что случилось, Элочка? почему такой шум? я ведь попросил вас... - заметив Рыскина, Вэ-Пэ увял. - Это что... это кто..? Как, это опять тот самый идиот с дурацкой рукописью?! Ну гоните же его в шею! В шею, я сказал!! - Вэ-Пэ попятился к двери кабинета, завидев, что Рыскин намеревается броситься к нему с отчаянной улыбкой безнадежно больного.
- Подождите... подждите, товарищ...
- Что-о?! какой тебе тут товарищ? - судорожно вцепившись в дверь, как в спасательный круг, Виктор Петрович рванулся вперед, лицо его побагровело от злости. Чашка с кофе описала грозный полукруг в воздухе. - Убирайтесь вон, слышите! и заберите свою рукопись, она не пойдет... Не годится, понимаете меня?! И вообще - я занят! За-нят!! Я очень занят!! - Вэ-Пэ сверкнул глазами и, взмахнув рукой, все-таки выплеснул добрую толику ароматного кофейного напитка на красивый, светлый ковер. Диким взглядом посмотрев на коричневое пятно, Вэ-Пэ нервно заскулил и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.
- Ну вот, видите, что вы наделали?! уходите скорей, пока не вышло чего похуже! - страшным шепотом простонала секретарша, жадно рассматривая пятно на ковре.
- Чего уж там хуже... - убито пробормотал Рыскин, хмурясь и удивляясь, как в этой кутерьме умудрился не растерять драгоценные, никому не нужные листы рукописи.
Он потоптался на месте, посмотрел, как сильно накрашенная девица ползает на коленях, промокая ворохом бледно-голубых салфеток кофейное пятно. Понял, что ничего больше не будет и медленно пошел к двери.
- Содой надо. А так только разлезется, - посоветовал он от самой двери, но девица досадливо отмахнулась, не глядя. - Ну так я пойду, а? - Рыскин покряхтел, не дождался ответа и перехватил рукой папку с рукописью - поудобнее. - Так я это... завтра зайду. Можно?
Девица, всё ещё на коленях и снова не глядя, равнодушно дернула плечом: - Заходите. Что уж теперь...
- Ага... ну так, - дверь за Рыскиным закрылась с тихим щелчком.
Рыскин ждал.
Нервно сжимая толстую стопку смятой бумаги, обеими руками прижимая её к животу. Словно думал, что желудок вместо отчаянно бьющегося сердца напитает его уверенностью в результате его ожиданий.
Дверь вдруг открылась и из перламутровой тишины кабинета выплыла тощая девица с невозможной прической, - белесые тонкие волосы невообразимым образом уложены в подобие вавилонской башни. Девица была сильно накрашена и благоухала какими-то восточными ароматами. Рыскин узнал в ней секретаршу.
На пухлых губах девицы играла гримаса, очевидно ошибочно считаемая ей за улыбку. Секретарша повернулась, узрела Рыскина и улыбка стала еще более неадекватной, теперь она совершенно походила на оскал затравленного зверя.
- Как, опять вы?! - вопросила она, нервным движением прижав бледные руки к груди. - Я же уже сто раз сказала вам, чтобы не ходили! Это бесполезно. Слышите вы, бес-по-лез-но!
Девица произнесла последнее слово фразы, как заправский учитель русского языка - раздельно, с ужасающим ударением на каждом слоге.
- Но я думал...
- Это не важно, что вы там себе думали! - отрезала девица, сильно тряхнув головой, отчего вавилон на голове её опасно накренился, создавая опасное сходство с архитектурной реликвией Рима. Рыскин даже испугался, что укладка белых волос на голове её не выдержит, рассыплется по плечам и спине и девица станет похожа на ведьму. - Это совершенно не важно, говорю вам! Виктор Петрович ясно дал понять, что вы ему не нужны. И ваши бумажки тоже. - Она брезгливо покосилась на затертую кожаную папку в руках Рыскина, из которой опасным образом высовывались исписанные и печатные листы бумаги. Они торчали, как хотели, и Рыскину стоило больших усилий удерживать их в хлипкой папке, чтобы совсем не разлезлись и не упали на пол.
- Но послушайте, э-э... извините, не знаю, как вас зовут... послушайте, вы ведь его секретарша, а? Да? Ну вот! Значит вы имеете на него влияние! - Рыскин заискивающе улыбнулся, бочком подскочив к девице, строя глазки ей и одновременно стараясь не дышать, настолько сильно шибали в нос её духи. - Ну вот, ну вот... вы ведь такая умница... ещё красавица даже... - Лепетал он, локтем руки нащупывая в кармане пиджака толстую плитку шоколада и лихорадочно соображая, как достать её и не уронить папку с рукописью. - Вы ведь поможете мне, а? да? я так и знал, я так и знал, вы такая хорошая, такая добрая, такая чуткая, вот смотрите, что у меня для вас тут есть...
Рыскин совершенно забылся, сосредоточившись на нелегком процессе извлекания шоколада из тугого кармана. Вдруг он с ужасом понял, что переборщил, не учел чего-то важного - шоколад нагрелся и потерял форму, а его неловкие попытки достать плитку вкуснятины из кармана только усугубили всё дело, липкий и горячий комок теперь совершенно никуда не годился. Рыскин похолодел. Он тонул.
Девица вдруг вскрикнула, отскочила от него в сторону, будто ужаленая разрядом тока. Скривившись, она посмотрела на злополучный карман, из которого теперь непрезентабельно высовывался кусок шоколада в надорванной обертке, потом посмотрела в лицо Рыскину и заголосила.
- Да что же это такое! что вы себе позволяете! кто я по-вашему такая! вы может думаете, на базар пришли, а?! вы, между прочим, в солидном учреждении! да я сейчас на вас охрану спущу!
Рыскин побледнел, понимая, что пропало дело. Знаками пытался он умаслить девицу, но та расходилась еще больше. По лицу её, густо намащенному тремя слоями штукатурки, пошли бледно розовые пятна, напоминавшие Рыскину то остров Мадагаскар, то неясные очертания "итальянского башмака", то географическую форму обеих Америк. В голове мелькали мысли, одна краше другой. То ему хотелось выскочить за дверь от греха подальше, то ли треснуть девицу по голове тяжелым пресс-папье со стола, то ли попытаться, пользуясь праведным гневом секретарши-цербера проскочить потихоньку в перламутровый кабинет, а там уж как бог вывезет.
Но события опередили его. Дубовая, высокая дверь медленно отворилась, выпуская темно-серый дорогой костюм.
В мгновение ока наступила тишина - девица наконец заткнулась, с совершенно спокойным лицом уставившись на открывающуюся дверь. По лицу её разлилось выражение злорадства и предвкушаемое удовольствие расправы над Рыскиным.
В костюме, сжимая в руке высокую пузатую чашку с кофе (аромат его быстро занял приемную), был сам Виктор Петрович. Он вальяжно выплыл из кабинета, имея на лице блаженную улыбку чиновника, не сильно обремененного работой.
- Что случилось, Элочка? почему такой шум? я ведь попросил вас... - заметив Рыскина, Вэ-Пэ увял. - Это что... это кто..? Как, это опять тот самый идиот с дурацкой рукописью?! Ну гоните же его в шею! В шею, я сказал!! - Вэ-Пэ попятился к двери кабинета, завидев, что Рыскин намеревается броситься к нему с отчаянной улыбкой безнадежно больного.
- Подождите... подждите, товарищ...
- Что-о?! какой тебе тут товарищ? - судорожно вцепившись в дверь, как в спасательный круг, Виктор Петрович рванулся вперед, лицо его побагровело от злости. Чашка с кофе описала грозный полукруг в воздухе. - Убирайтесь вон, слышите! и заберите свою рукопись, она не пойдет... Не годится, понимаете меня?! И вообще - я занят! За-нят!! Я очень занят!! - Вэ-Пэ сверкнул глазами и, взмахнув рукой, все-таки выплеснул добрую толику ароматного кофейного напитка на красивый, светлый ковер. Диким взглядом посмотрев на коричневое пятно, Вэ-Пэ нервно заскулил и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.
- Ну вот, видите, что вы наделали?! уходите скорей, пока не вышло чего похуже! - страшным шепотом простонала секретарша, жадно рассматривая пятно на ковре.
- Чего уж там хуже... - убито пробормотал Рыскин, хмурясь и удивляясь, как в этой кутерьме умудрился не растерять драгоценные, никому не нужные листы рукописи.
Он потоптался на месте, посмотрел, как сильно накрашенная девица ползает на коленях, промокая ворохом бледно-голубых салфеток кофейное пятно. Понял, что ничего больше не будет и медленно пошел к двери.
- Содой надо. А так только разлезется, - посоветовал он от самой двери, но девица досадливо отмахнулась, не глядя. - Ну так я пойду, а? - Рыскин покряхтел, не дождался ответа и перехватил рукой папку с рукописью - поудобнее. - Так я это... завтра зайду. Можно?
Девица, всё ещё на коленях и снова не глядя, равнодушно дернула плечом: - Заходите. Что уж теперь...
- Ага... ну так, - дверь за Рыскиным закрылась с тихим щелчком.